"Она укажет путь домой"

Рассеянно поглаживая бронзовые накладки на двух старинных пистолетах, Люциан наблюдал, как внизу по цветущей долине катится черный туман, поглощая все на своем пути – несколько часов назад на остров пришел Страховин. Истребитель скверны занял позицию под огромной смоковницей на склоне горы.

Там, в долине, огни бесчисленных фонарей метались и один за другим гасли в клубящейся мгле. Слишком далеко, чтобы услышать крики умирающих.

Только один бледно-зеленый огонек уверенно плыл в черном тумане, явно не боясь его влияния. Злой свет нечистых душ. У Люциана чаще забилось сердце, по телу раскатился жар.

Он побежал вниз по склону, скользя на осыпающемся гравии. В высокой траве у подножья лежал мертвец. Он обнимал себя за плечи; широко раскрытые и абсолютно черные глаза невидяще смотрели в безлунное небо. Люциан прошел мимо.

Он бегло осмотрел еще четыре трупа прежде чем увидел то, что искал. На лице погибшего старика застыло выражение страшной муки, одежда была разорвана, плоть под ней – изрезана. Раны от серпа легко узнать, если видел их уже не раз.

Цепочка из трупов привела Люциана к крутому возвышению. Охотник начал карабкаться на него, продираясь через кусты – но услышал крики прежде, чем добрался до самого верха.

Наконец заросли расступились, но прогалина оказалась окутана черным туманом. Он струился, образуя завихрения, в которых проступали уродливые силуэты. Несколько до смерти перепуганных жителей бежали к утесу, выдававшемуся над морем и коварно сулившему спасение. Туман догнал и поглотил их всех. Яростные тени набросились на несчастные души, и в нечистый хор призраков влились новые голоса.

Люциан нацелил оба пистолета на клубящуюся массу. Несколько призраков с завыванием вырвались из тумана и понеслись прямо на охотника, разевая зубастые пасти и держа наготове светящиеся клинки.

Залп очищающего огня растворил их без остатка. Отдача от выстрела отбросила Люциана на шаг назад, и он почувствовал под каблуком пустоту. Осторожно оглянувшись, он увидел, как внизу, во тьме, волны неистово бьются о скалы.

Стоны бессчетного сонма душ прорезал злой смех. Люциан быстро развернулся, целясь в наступающий туман. Где-то в этой бесплотной волне сиял зеленый маячок.

Убрав в кобуру один пистолет, Люциан достал из внутреннего кармана кожанки глиняную гранату размером с кулак. На ее шершавой поверхности стояло клеймо мастера. Пришла пора узнать, правду ли говорил старый билджвотерский оружейник.

Люциан бросил гранату вперед и вверх, а когда она достигла высшей точки своего полета, выстрелил в нее. Она взорвалась, выпустив облачко серебряной пыли, которая повисла в воздухе подобно мерцающему куполу, непроницаемому для черного тумана.

Под куполом остался Треш и лежавшая у его ног девушка. Она билась в агонии – монстр вонзил в ее тело серп на цепи и заживо выдирал душу. Затем Страж цепей поднял фонарь, который тотчас засветился. Безжизненное тело жертвы осталось на земле, а реликвия Треша приняла новую узницу.

Потом призрак повернулся к Люциану и усмехнулся. "Мы не видели тебя в Гелии, охотник за тенями. Я уж решил, что ты потерял вкус к поражению!"

Треш постучал по фонарю пальцем. Тот засветился, как будто откликнулся.

"Как сияет ее душа, когда ты рядом! – заметил Треш. – Надежда, которую ты даришь, дает ей краткий отдых от страданий".

Люциан тоже посмотрел на фонарь. Свет, струившийся из железной темницы, отгонял серебряную пыльцу, защищая Треша. Люциан взял пистолеты в обе руки, выжидая.

"Но тем дороже обходятся твои поражения, – со смехом продолжал Треш. – Они делают ее муки еще слаще. Наивные надежды разбиваются на моих глазах".

Люциану сразу вспомнилась прошлая стычка с Трешем, но он отогнал эти мысли.

"А знаешь, чего она боится больше всего на свете? – спросил Треш. – Мучиться до конца времен вместе с тобой".

Болезненно-зеленое свечение фонаря на миг померкло. Люциан почувствовал, как она потянулась к нему и обняла – тепло и невесомо, как свойственно призракам и воспоминаниям.

Люциан…

От ее голоса дрогнуло сердце. Треш был прав. Сенна чувствовала присутствие Люциана и с каждой встречей становилась все сильнее, наперекор Стражу цепей и его пыткам. На этот раз они почувствовали друг друга, едва Люциан высадился на остров.

Фонарь в руке Треша дрогнул. Яркие спирали света раскручивались и разгорались в нем, упираясь в стеклянные стенки. Глядя на это, Треш лишь усмехнулся. Люциан направил на зреющую в фонаре бурю оба пистолета. Зеленоватое мерцание начало угасать...

Сейчас, любимый…

Люциан выстрелил.

Два луча света пробили истончившуюся защиту и ударили в железную реликвию. Фонарь сильно качнулся на цепи. Очистительный огонь впервые поразил древнюю темницу.

Треш взревел от гнева и отдернул руку с фонарем в сторону.

Внутри закрутились щупальца гибельного тумана. Они задушили спирали света, скрыв возлюбленную Люциана и бессчетное множество душ, пытавшихся вырваться на волю. Сенна отчаянно кричала, исчезая в затапливающей фонарь тьме.

"Нет! – в унисон с ней закричал Люциан. – Отпусти ее!"

Сенна завыла от боли, а Треш рассмеялся – жестоко, издевательски.

Люциан прицелился в Треша и обрушил на врага поток света, вложив в этот выстрел всю свою ярость.

Очистительное пламя объяло призрачный силуэт Стража цепей. Люциан ринулся вперед и снова открыл огонь, но на сей раз выстрелы поглотила плотная мгла, вырвавшаяся из фонаря.

Она же погасила пламя, охватившее Треша. Тот улыбнулся и повыше поднял фонарь, будто поддразнивая противника.

Люциану сдавило грудь, будто тисками. Выстрел, пробивший защиту фонаря, был истрачен зря. Серебряная пыль уже оседала на землю, и щупальца черного тумана начали проникать в созданный ею купол. Возможность была упущена, а его возлюбленная осталась в плену.

Сжав зубы, он поднял пистолеты и бросился вперед.

Однако противник оказался гораздо быстрее. Прикованный к цепи крюк врезался Люциану в грудь и отбросил на другой конец прогалины. Охотник упал и кубарем перекатился на острых камнях. А потом камни вдруг закончились, и навстречу ему ринулись бушующие волны.

Сначала слышен смех… звон цепей о камень… эхо в плотном тумане… Он слишком медленно разворачивается… вскидывает на проблеск руку с пистолетом… не успевает выстрелить… Она стоит… между ним и крюком…

Она смотрит непонимающе… кругом чернильная темнота… Она кричит… содрогается всем телом… падает наземь… Ее дни сочтены… пронзительный крик звучит в голове… Она умоляет его спасаться бегством.

Люциан рывком сел на кушетке – и схватился за бок от резкой боли. Обратно он опустился уже осторожно, прерывисто дыша. Разглядывая деревянные балки и штукатуреный потолок, он попытался понять, где находится.

В голове все еще звучали крики Сенны. Он снова ее подвел. Теперь придется начинать все с начала.

Люциан отогнул край плотной повязки на ребрах и обнаружил под ней темный синяк. Прикасаться к нему было больно.

Тогда Люциан снял с груди пропитанные целебной мазью листья. Там, где крюк Треша вонзился в плоть, виднелись почерневшие раны.

Охотник повернулся на бок, оперся на локоть и сел. Сквозь горизонтальные прорези в ставнях в комнату сочился солнечный свет. Люциан разглядел в дальнем углу большой деревянный ларь с плоской крышкой. На ней стоял домашний алтарь, усыпанный цветами, срезанными, очевидно, днем раньше. Между цветами виднелась резная алебастровая черепаха. На столике рядом с кушеткой аккуратной стопкой были сложены его кожанка и сюртук. Старинные пистолеты лежали сверху.

Все еще слабой рукой Люциан потянулся за пистолетами. Сперва он проверил оружие Сенны – от высеченного из камня ствола до бронзовых частей механизма, как она учила много лет назад. Пальцы сами нащупали глубокий скол на камне. Сувенир на память об их приключениях в Ионии. Люциан улыбнулся и взял в руки собственный пистолет. Металлический корпус показался ему расшатанным. Это уже что-то новенькое; придется чинить при первой возможности.

Люциан со стоном поднялся на ноги, убрал пистолеты в кобуру и положил ладони на рукояти, проверяя, как они ложатся в руку. Ложились немного криво – он поправил их и лишь тогда остался доволен. Затем он надел кожанку, осторожно просунув руки в рукава, а сверху натянул сюртук.

Одевшись, Люциан подошел к окну и открыл деревянные ставни. В комнату проникло еще больше света, а также звук приглушенных рыданий. Из окна был виден только извилистый ручеек и пышные кусты. Было утро. Страховин закончился.

Треш был уже очень далеко.

Люциану нужно было добраться до своей шхуны и продолжить охоту. Он окинул комнату прощальным взглядом и вышел из дома.

За порогом, во дворе, лежал десяток мертвых тел.

Какая-то девушка бережно обтирала тряпочкой тело старика. Она подняла голову на звук шагов, и Люциан увидел, что веки у нее припухли, а миндалевидные глаза блестят от слез.

"Тебе не надо вставать", – сказала она.

"Я в порядке. Это ты меня подлатала?"

Девушка кивнула. "Я – Майра. Тебя нашли недалеко от бухты".

"Давно?"

"Рано на рассвете. Я искала отца".

Люциан перевел взгляд на старика, распростертого у ее ног.

Девушка покачала головой с едва заметным раздражением.

"Это не он. Мне надо бы продолжать поиски, но людей не хватает".

Она взяла чистую тряпочку. "Если тебе уже лучше, то помощь нам не помешает".

Люциан обвел взглядом мертвецов. Все они были уложены на большие свежесрезанные листья. У многих были по-прежнему открыты газа – чернильно-черные бусины, вперившиеся в пустоту.

Люциан отвернулся. "Это дело родственников".

Девушка как будто хотела возразить, но тут с другого конца деревни послышался гвалт. Вокруг повозки, груженой новыми телами, собралась небольшая толпа. После секундного промедления Майра поспешила к ним присоединиться.

Люциан последовал за ней на некотором отдалении. По мощеной дороге шли люди со всей деревни, кто-то охотнее, кто-то медленнее прочих.

Выжившие обступили юношу, который одной рукой возбужденно размахивал в воздухе, а во второй держал посох, которым гневно стучал по земле. "Они не посмеют! У них нет права!" – кричал он.

"В чем дело?" – спросила Майра.

"Накту сжигают тела!"

Многие в толпе гневно зароптали, вторя юноше с посохом; другие же сжались, словно от удара.

"Кто такие накту?" – спросил Люциан.

"Огнепоклонники, – пояснила Майра, – с западной части острова".

"Они сожгут ее дух! – причитал какой-то старик. – И ничего не оставят предкам!" Люциан увидел страх, промелькнувший в глазах Майры.

Девушка подбежала к повозке и начала лихорадочно ворошить наваленные на нее тела. Среди них было несколько старух, но в основном – дети и подростки. Ее отца там не было. С посеревшим лицом она отступила.

Старик горестно всхлипнул и обхватил голову руками. Майра обняла его, зашептала что-то на ухо, и он немного успокоился.

Затем она повернулась к деревенским. "Надо найти своих. Где еще можно посмотреть?"

Люциан наблюдал за шумевшей толпой. Предложения озвучивались и отвергались одно за другим. Пропавших было слишком много, а выживших – слишком мало. Пока собравшиеся спорили, Майра молчала, и на лице ее застыло выражение отчаяния.

Люциан вышел вперед. "Я знаю, где вы можете найти еще тела".

При свете дня на утесе было тихо и спокойно. Буря закончилась. Остались лишь трупы между колючих ив и кустов.

Односельчане Майры разбрелись по плоской вершине, высматривая среди павших друзей и любимых. Юноша с посохом рухнул на колени около женщины, лежавшей на камне лицом вниз. Его гнев угас, сменившись скорбью.

Люциан нашел взглядом Майру. Она сидела на корточках около погибшей старушки и что-то шептала ей на ухо. Быть может, это была молитва – Люциану не было слышно.

Девушка подняла голову и посмотрела на него. "Его здесь нет", – сказала она.

Люциан окинул взглядом поле трупов. Грудь снова сдавило тисками. Она спасла бы их – или хотя бы попыталась. В ее доброте было столько упрямства, что она никогда бы не бросила людей в опасности.

Майра поднялась на ноги. "Нужно отвезти ее домой".

Люциан нагнулся и бережно поднял старушку на руки. Она казалась совсем невесомой и хрупкой. Он отнес ее к повозке и осторожно положил на доски, застеленные крупными листьями. Помедлив, решил помочь остальным.

Они закончили свой труд далеко за полдень. Мертвецов было так много, что они едва не переваливались через края повозки. Люциан и Майра уложили последние тела, а несколько односельчан закрепили их веревками.

Люциан отошел на шаг и потрогал раненый бок. Пульсирующая боль охватила даже поясницу. Он слишком много работал – а сделал недостаточно. Охотник утомленно сел на землю у края обрыва и посмотрел на море. Солнце пригревало с самого утра, и Люциан успел взмокнуть.

"Как твои ребра?"

"В порядке".

Майра села рядом и протянула ему кувшин с водой.

Люциан взял его, отметив, что он совсем легкий. "Почти ничего не осталось".

"Тебе вода нужна больше, чем мне".

Люциан поставил сосуд на камень, поднялся и стащил с себя длинный тяжелый сюртук. Свежий морской ветерок охладил кожу. Сев обратно, охотник медленно сделал глоток, а потом заткнул пробкой опустевший кувшин.

Майра долгое время смотрела на море, не говоря ни слова. Вдалеке несколько морских черепах поднялись к поверхности за глотком воздуха и снова нырнули на глубину.

"Ты видел, как это случилось?" – наконец спросила Майра.

"Когда я их нашел, все уже закончилось".

Девушка указала взглядом на старинные пистолеты. "Но ты же видел такое раньше?"

Люциан кивнул.

"А как оно…"

"Ни один мой рассказ не поможет тебе найти отца".

Майра кивнула и понурила голову.

Люциан наблюдал, как внизу бьются о берег волны, как вода отступает и снова накатывает. Скоро будет высокий прилив, и он сможет отплыть. Вернув девушке кувшин, охотник поднялся и надел сюртук.

"Как быстрее всего добраться на приcтань?"

Майра развернулась, собираясь указать на западный склон, но увидела, что оттуда приближается группа мужчин. На них были темные мантии, а возглавлявший их жрец держал в руке деревянную булаву с привязанным к ней осколком обсидиана.

"Стой тут", – велела Люциану девушка.

Но Люциан последовал за ней, держась на несколько шагов позади и не говоря ни слова.

Юноша с посохом вышел навстречу пришедшим. Несколько его односельчан преградили путь незваным гостям.

"Вы на восточном берегу", – сказал юноша.

"Мы пришли осветить путь мертвым", – ответил жрец.

"У нас другие обычаи", – сказала Майра, подходя к чужакам.

Жрец рассмеялся. "А кто будет с ними бороться, когда они восстанут из могил? Ты?"

Юноша сжал в руке посох и гневно выкрикнул: "Думаешь, я позволю тебе сжечь мою жену, пожиратель пепла?"

Жрец оскалился и обернулся к своим людям. Люциан заметил, как он бездумно провел пальцами по тяжелой булаве. Этому человеку не терпелось подраться.

Люциан вышел вперед. "Мертвые не восстанут, – заявил он, – если убить правильно".

Жрец смерил Люциана оценивающим взглядом.

В ответ охотник коротко кивнул и переступил с ноги на ногу, так что сюртук как бы невзначай распахнулся, открыв взгляду кобуру с пистолетом. Люциан положил ладонь на рукоять.

Жрец перевел взгляд на старинное оружие, потом снова на лицо охотника.

Люциан спокойно ждал малейшего признака агрессии. По правде говоря, даже надеялся на него.

Но тут между ними встала Майра, разведя руки в стороны.

"Прекратите! – сказала она. – Мы и так хлебнули горя".

Потом она обратилась к жрецу накту и его последователям. "Один остров. Два народа. Так было всегда. Мы всего лишь хотим похоронить своих мертвых по своим обычаям".

Все ждали ответа жреца, который по-прежнему не отрывал взгляда от Люциана. Казалось, он раздумывает над словами Майры.

"Что ж, подбирайте своих мертвых. На восточном берегу", – заключил он.

Удовольствовавшись этим, толпа отступила – только Люциан и жрец накту продолжали выжидающе смотреть друг на друга.

"Пусть люди хоронят своих мертвых так, как считают нужным", – сказал Люциан.

"Их нужно сперва найти, а если мы будем враждовать, то ничего не выйдет", – возразила Майра.

Люциан кончиками пальцев погладил бронзовые накладки на пистолете.

Майра осторожно положила ладонь ему на плечо. "Пожалуйста, не надо. Ты здесь гость".

Люциан кивнул. "Ладно. Это ваши покойники, так что вам решать, – он снял руку с пистолета. – К пристани – это на запад?"

"Да", – тяжело вздохнула Майра. Казалось, она хотела добавить что-то еще, но вместо этого молча опустила голову.

"Надеюсь, ты найдешь отца", – добавил охотник, а затем развернулся и зашагал прочь.

Пристань расположилась в защищенной скалами бухте. Небольшая флотилия пустых кораблей тихо покачивалась на волнах. Люциан прошел до конца причала, где его шхуна стояла среди неразгруженных товарных судов и сетей, полных гниющей рыбы.

Протухший улов на соседнем траулере облепили жужжащие насекомые. Шхуна Люциана была его третьим судном; первые два он утопил по неопытности. Освоить науку мореходства было трудно – но еще труднее постоянно уговаривать капитанов других судов следовать за черным туманом.

Поднявшись на борт, Люциан первым делом отправился в каюту, проверить припасы. Звездный компас лежал на полу, но все остальное казалось нетронутым. Охотник поставил инструмент обратно на полку и устало опустился на койку.

На отделанных деревом стенках и даже на потолке пестрели карты всех уголков мира. На них были отмечены опасные приливы, рельеф морского дна, глубина воды.

Люциан преследовал Страховин уже много месяцев. В этот раз путешествие началось у берегов Райккона, откуда Люциан поплыл на юг, в Сударо. Затем ему пришлось спешно пересечь океан лишь затем, чтобы на проклятых островах упустить туман из виду. Восточный ветер помог ему войти в дельту Змеиной реки, где он наконец догнал черную бурю.

Он подошел к карте и воткнул булавку в один из множества островов в дельте Змеиной реки. Прикрепил к ней отрезок бечевки и соединил с гвоздиком, отмечавшим Сумрачные острова. От этого гвоздика уже шли другие нити: на север, к Сударо в Ионии. Всего на карте Валорана были десятки таких гвоздей, на которых цветными нитями сплеталась история нескольких прошлых лет.

Люциан пытался разгадать их взаимосвязь, но видел лишь собственные неудачи, разбросанные по всему миру. Он думал о том, сколько раз пытался спасти ее – и почему ему это так и не удалось. От мыслей о Треше горло перехватило от нерастраченного гнева.

В ушах снова зазвучали крики Сенны.

Люциан закрыл глаза и усилием воли подавлял накатившее отчаяние, пока единственным звуком не стало биение собственного сердца. Тогда он повернулся к картам и начал строить курс.

К тому моменту, как он закончил и был готов отплыть, в песочных часах еще оставалась щепотка песка. Люциан научился рассчитывать маршрут быстрее, но точностью этот путь по-прежнему не отличался, ведь черный туман не следовал за ветром.

Люциан поправил повязку на ребрах. Боль уже стихла, стала тупой. Довольный этим, охотник поднялся на палубу и начал отвязывать фал грот-паруса, но вдруг заметил краем глаза движение на берегу.

Майра прочесывала берег за причалом.

Она подобрала что-то, похожее на тыкву-горлянку, потрясла над ухом и бросила обратно на песок. Потом повернулась к лодкам и заметила Люциана. Он кивнул и продолжил заниматься своим делом. Через миг девушка решительно направилась к шхуне, по дороге подобрав еще одну "тыкву".

"Эти фрукты называются «каласа»", – сказала она, бросая плод Люциану.

Он поймал ее и потряс. Внутри плескался сок.

"Отец всегда привозил партию из Венару. Эти сорваны не раньше вчерашнего дня".

"Где остальные люди из твоей деревни?"

"Большинство разошлось по домам, чтобы подготовить покойников к погребению. Другие прочесывают глиняные пещеры и лагуну... Но в тот час, когда разыгралась черная буря, мой отец уже должен был вернуться сюда.

"Его корабль на причале?" – спросил Люциан, возвращая девушке фрукт.

Она покачала головой и окинула взглядом бухту. На мелководье торчали мачты нескольких сломанных и наполовину ушедших в воду судов.

"Возможно, твой отец так и не причалил".

Майра уставилась на каласу, которую все еще держала в руках. "Мы нашли капитана другого судна. Ее тело выбросило на берег, а корабль бесследно исчез".

Люциан оценивающе посмотрел на береговую линию. Прилив не достигнет максимальной точки еще несколько часов. Люциан снова привязал фал, дважды обмотав его вокруг крепления, и сказал Майре:

"Отведи меня туда".

Майра повела его по извилистому берегу бухты, мимо каменистой отмели к видневшемуся из воды коралловому рифу.

"Вот где мы ее нашли".

Люциан осмотрел песок, но не нашел ничего, кроме осколков ракушек и кораллов. Разбитого корабля нигде не было видно. До самого горизонта море было спокойно.

"Твой отец плыл из Венару?"

"Да, оба капитана там торговали".

"Буря пришла с востока. Это объясняет, почему вы нашли здесь тело женщины, – сказал Люциан. – Скажи, твой отец обычно швартовался до или после нее?"

"После", – ответила Майра, уже понимая, куда он клонит.

Она окинула море взглядом, набрала полную грудь воздуха и, дрожа, выдохнула.

"Значит, он остался там совсем один".

Майра долго стояла, опустив голову и глядя, как волны лижут ее сандалии.

"Может быть, его тоже выбросило на берег?" – наконец предположила она и посмотрела на запад.

Береговая линия тянулась еще немного вперед, а потом круто поворачивала и пропадала из виду. Ответ на вопрос девушки следовало искать далеко на территории накту.

Они шли на запад мимо заросших травой дюн и внушительных сводов, которые волны за много веков проточили в скалах. Вскоре местность стала слишком каменистой и неровной, так что пришлось забраться на вулканический склон и идти по хребту вдоль моря. Далеко на юге из воды тянулся к небу монолит – столп Скорби, самая высокая точка острова Венару.

Майра вглядывалась в горизонт, надеясь заметить корабль отца. На камнях у подножия хребта лежали мертвые морские львы. Чайки кружили над ними и клевали раздувшиеся туши. Люциан кивнул и молча продолжил путь.

Вместе они спустились в ущелье, по которому вилась река, впадавшая в море. Это и был естественный рубеж, разделявший два живущих здесь народа.

Майра перешла реку, не сказав ни слова.

Затем она начала взбираться на следующий холм, с легкостью преодолевая густой кустарник. А вот Люциан постепенно отстал. Тупая боль в ребрах усиливалась с каждым шагом, дыхание стало тяжелым и рваным. Повязка ослабла, и на средине подъема пришлось остановиться, чтобы затянуть ее.

Морщась от боли, он смотрел, как Майра вылезает на вершину холма. Девушка прикрыла глаза рукой от солнца и стала оглядывать берег, а потом вдруг прижала ладонь ко рту и попятилась.

Люциан вскарабкался по осыпающемуся гравию, хватаясь за толстые ветки и свисавшие с них лозы. Встав рядом с Майрой, он посмотрел на берег. Среди валунов далеко внизу торчала сломанная мачта. Ветер трепал обрывки паруса.

Проследив взглядом изгибы берега до ряда песчаных дюн и цепочки лысых островков, он увидел гряду острых скал, по-видимому виновных в кораблекрушении. Над берегом кружили чайки.

Раскинув руки и ноги, покойник лежал на вулканическом валуне. Волны с рокотом бились о скалистый берег, грозя утащить его в море. Чтобы достать тело, нужно было совершить опасный спуск по почти отвесному склону.

"Вода скоро поднимется", – сказал Люциан.

Майра ничего не ответила. Она как заколдованная смотрела на тело отца.

Люциан коснулся ее руки и позвал по имени.

Девушка отшатнулась, часто моргая, будто вырвавшись из транса.

"Здесь растет лоза тола. Можно свить из нее веревку и сплести носилки", – с этими словами Майра решительно направилась к зарослям.

Люциан только теперь понял, как далеко она готова зайти. Глубоко вздохнув, охотник зашагал следом.

В небольших зарослях на холме им удалось добыть целый ворох тяжелых лиан. Люциан вил из грубых волокон веревку, а Майра ловко плела носилки для перемещения тела.

Затем Люциан привязал веревку к ближайшему дереву и резко потянул. Убедившись таким образом, что она достаточно прочная, он скинул со скалы носилки и другой конец веревки.

"Вниз полезу я", – решил он.

"Нет, я, – возразила Майра. – Я с детства привыкла лазить по скалам".

"Я тоже умею карабкаться".

"Ты же еле поспевал за мной!"

"Я справлюсь".

Майра раздраженно тряхнула головой. Ее щеки и уши раскраснелись.

"Он слишком тяжелый, – попыталась объяснить она. – Я могу направлять носилки, чтобы они не бились о скалы, но тащить их наверх придется тебе".

Люциан оценил взглядом лежавшее ничком тело. Широкие плечи и крепкое сложение человека, долгие годы боровшегося с морской стихией. Около ста килограммов мертвого веса. Кивнув, Люциан отдал Майре веревку.

Девушка медленно попятилась к краю обрыва и в последний раз проверила веревку, упираясь в скалу кончиками пальцем. Затем оглянулась, перевела дыхание и скользнула вниз.

Люциан с тревогой наблюдал, как она проворно, но без спешки спускается по веревке. Вскоре Майра нащупала под ногами каменный карниз. Перевела дыхание, оглянулась, наметила новую опору – и повторила все заново.

Она делала это снова и снова, пока не преодолела примерно треть пути, где смогла передохнуть на широком выступе. Ветер крепчал, принося с собой морскую свежесть. Майра вытянула и встряхнула усталые руки, затем взглянула на Люциана и жестами показала, что все в порядке.

Отдохнув, девушка снова взялась за веревку и поискала глазами следующую опору. Через некоторое время она посмотрела наверх и отрицательно покачала головой. Внизу больше не за что было зацепиться. "Я могу тебя вытащить", – ответил Люциан.

"Еще не время".

Майра внимательно осмотрела скалу и указала на узкий уступ в нескольких метрах ниже и правее. Чтобы туда добраться, нужно было сместиться в сторону. Люциан кивнул, потом бросил взгляд на острые скалы, прорезавшие мелководье.

Сердце замерло у него в груди, когда Майра обмотала веревку вокруг предплечья, а потом без колебаний разбежалась и прыгнула с обрыва.

Она качнулась вдоль скалы и приземлилась на намеченный уступ. Но камни и почва осыпались под ее ногами. Девушка завалилась на бок, неловко взмахнула руками на краю – и упала вниз.

На глазах у Люциана она соскользнула по веревке вниз, стараясь найти ногами опору. Одна ступня зацепилась за мягкую почву, и девушка перевернулась вниз головой. Руки застряли в лианах, и сорвавшаяся скалолазка зависла в воздухе, скуля от боли.

А потом веревка размоталась, и Майра свалилась на камни, а с камней – в волны.

Люциан вскочил на ноги и схватился за веревку, лихорадочно решая, как спуститься. Но тут девушка наконец вынырнула из воды.

Она поборола волны и, отталкиваясь ногами и цепляясь ногтями, выкарабкалась на каменистый берег, где рухнула без сил. Грудь ее тяжело вздымалась.

"Сейчас спущусь!" – крикнул Люциан.

Майра замахала на него дрожащей рукой.

Когда ее дыхание наконец выровнялось, она села и долгое время смотрела на тело отца. Затем протянула к нему руку и нежно погладила по волосам. Перевернула его, положила голову ему на грудь и разрыдалась.

Люциан отвернулся, погрузившись в собственные воспоминания и зная, что отчаяние может не отпускать очень долго.

Через некоторое время Майра встала на ноги и подтянула к покойнику носилки. Люциан видел, как она усилием воли отрешилась от огромного горя, чтобы исполнить роль примерной дочери. Только так можно было смириться с необратимостью смерти. Майра осторожно перевернула тело набок, подстелила носилки и перекатила тело на них. Закрепив скорбный груз веревками, она знаком попросила Люциана начать подъем.

Люциан взялся за веревку и потянул, поднимая тело наверх. Майра карабкалась рядом, направляя носилки и не давая им врезаться в камни. Довольно скоро охотник взмок, а тупая боль в боку сделалась острой.

С каждым рывком эта боль усиливалась. Она разливалась по всему боку, пока руки не начали дрожать, а веревка – выскальзывать. Схватив лозу, Люциан обмотал ее вокруг сухого пенька.

"Все в порядке?" – раздался голос Майры.

"Да… сейчас, подожди", – ответил он, ловя ртом воздух.

Боль унялась. Люциан заглянул за край обрыва, и увидел, что носилки болтаются на середине подъема. Майра стояла рядом, упершись широко расставленными ногами в два каменистых выступа.

Люциан отвязал веревку и медленно, но усердно начал тянуть, мысленно готовясь к боли прежде, чем поменять местами ладони и сделать еще рывок. Он вошел в ритм, как гребец, и дело пошло на лад.

А потом ребра свело, и руки сами разжались.

Внизу закричала Майра.

Пока Люциан силился сделать вдох, грубые лозы ускользали сквозь пальцы, сдирая кожу до мяса. Наконец он титаническим усилием сжал ладони – и мертвый груз тут же рванул его к краю.

Ступни охотника пробороздили землю, прежде чем он смог упереться в более мягкий грунт. Дрожащими руками Люциан снова потянул груз. Он тянул до тех пор, пока не начало казаться, что сейчас надорвутся жилы, и все же носилки упрямо не двигались с места.

Бок обожгло болью, и охотник почувствовал, что сейчас его снова скрутит судорога. Изо всех сил сжимая веревку, он стал отчаянно озираться, ища хоть что-нибудь, к чему можно было бы ее привязать. Но ничего не было; был только он сам.

Тогда он посмотрел на море, чувствуя, что руки уже сводит от напряжения. Его возлюбленная оставалась в заточении где-то за краем земли. Если он окончит свой путь здесь, то не сдержит обещание – а такую цену он не готов был заплатить.

Люциан помотал головой и ослабил хватку. Веревка соскользнула, пока что ненамного.

Но стоило ему это сделать, как в груди что-то сжалось. Она никогда бы не выпустила веревку. Чистое упрямство не позволило бы ей подвести висевшую внизу девушку. Особенно после того, как она рискнула всем, чтобы найти отца.

В полном отчаянии, на пределе сил Люциан намотал лозу на предплечье – а через миг его ладони сами разжались. Веревка затянулась, как поставленный на кролика силок. Охотника снова рывком протащило вперед, и на сей раз он не смог упереться ногами. Тяжесть мертвеца тянула его к обрыву.

Окровавленная рука зашарила по краю скалы и вцепилась в опору. Через мгновение Майра подтянулась наверх, перекатилась к Люциану и схватилась за веревку. Вместе они тянули за нее, пока не подняли тело.

Первые костры они увидели сразу после заката. Пока Люциан и Майра волоком тащили покойника, в долине вспыхнули десятки огней.

На отдых решили остановиться под большой смоковницей. Люциан сел на землю, ощупывая многострадальные ребра и поправляя повязку, а Майра смотрела вдаль, на костры. Тяжело вздохнув, она вытерла уголки глаз.

"У тебя снова кровь", – Люциан указал на ее руки.

На повязках, скрывавших ладони, проступили алые пятна.

"В порядке".

"Дай посмотрю".

Она протянула ему руки, и Люциан осторожно размотал узкие тряпочки. Оставленные веревкой ожоги были скользкими от крови. Люциан сжал зубы при мысли о страданиях, которые выпали на долю Майры и ее народа.

Он вынул пробку из своей фляги и промыл чистой водой лоскутья кожи на месте лопнувших мозолей, затем отрезал полоску чисткой ткани и обмотал ею ладони девушки.

"Они сжигают и тело, и дух. Ничего не остается", – сказала та, не отрывая взгляда от горящих вдалеке костров.

Люциан не разделял ее верований, но понимал, как важны обещания мертвым.

"Пора идти", – сказал он.

Каждый из них взял по веревке и перекинул ее через плечо. Вдвоем они сдвинули тяжелые носилки с места и потащили по хрустящим камням вверх по склону.

Они услышали ритуальное пение еще до того, как поднялись на гребень холма.

Люциан жестом велел Майре быть осторожнее и повел их в заросли. Спрятавшись за высоким кустарником, они осмотрели долину и увидели, что у реки собралась целая группа накту.

Они стояли в тени дерева, но Люциан сразу узнал жреца. Тот поднял свою булаву, и привязанный к ней осколок обсидиана ярко засиял алым, осветив тело в траве на берегу. Секунду спустя тело объяло пламя.

Пение накту стало громче, пламя разгоралось все сильнее. Наконец жрец опустил булаву, и камень погас. Все умолкли.

Люциан вытащил пистолеты.

"Что ты задумал?" – забеспокоилась Майра.

"Я покончу с этим".

Девушка покачала головой. "Что сделано, то сделано".

Не глядя на нее, Люциан шагнул вперед. Майра схватила его за руку.

"Но зачем? – спросила она, умоляюще глядя на него. – Даже убив всех накту, ты не вернешь этих несчастных. Они уже стали золой".

Огнепоклонники прошли вдоль реки и остановились у следующего тела.

"Они на восточном берегу", – заметил Люциан.

"Я знаю, где они! – с вызовом в голосе воскликнула Майра. Она отошла назад и вскинула руки. – Думаешь, я не хочу им помешать? Там мой народ!"

Затем девушка перевела взгляд на носилки с телом отца, и слезы подступили к ее глазам.

"Но я… не могу, – голос ее задрожал. – Я должна отвезти отца домой. Это все, что сейчас имеет для меня значение. Не накту и их поступки. Только он".

Ответа девушка ждать не стала. Она наклонилась, перекинула через плечо обе веревки и, кряхтя, потянула носилки. От натуги она подалась вперед, подстилка из лоз наконец сдвинулась, и девушка потащила ее по грубым камням в гордом одиночестве.

Накту снова затянули свои песнопения.

Люциан бросил на них гневный взгляд. Они обступили очередного покойника. Жрец поднял свой жезл и зажег костер. Люциан ощутил прилив злости, но в ушах прозвучали слова Майры, и постепенно гнев угас, уступив место горестному смирению. Люциан убрал пистолеты и догнал Майру.

В деревню добрались далеко за полночь. До самого дома их провожали долгими взглядами и приглушенным шепотом. Добравшись до цели, изможденные путники сбросили с себя веревки и присели на пороге. В нескольких ближайших домах горели светильники, но большинство стояли пустые и темные.

"Надо занести его внутрь", – сказала Майра.

Люциан помог девушке освободить первую от двери комнату и положить покойника на свежесрезанные листья. Майра налила в горшок воды, поставила его на решетку и разожгла огонь. По комнате разлилось тепло.

Затем девушка села на пол возле отца.

"Это Люциан, папа, – сказала она. – Он помог тебе вернуться домой".

От этих слов у Люциана сжалось сердце. На вершине холма он едва не подвел Майру. Только решимость девушки позволила им выполнить долг перед ее отцом.

Бережно касаясь выточенных из ракушек пуговиц, девушка расстегнула поношенную, обтрепанную по краям тунику отца – и невольно всхлипнула. На руках и груди зияли почерневшие раны. Она собиралась снять с него остальную одежду – но рука ее дрогнула и замерла. Влажными от слез глазами девушка уставилась в пространство.

"Я помогу?" – предложил Люциан.

"Да, пожалуйста" – прошептала она.

Он кивнул и оглядел тело. Оно хранило отпечаток последних мгновений жизни, наполненных мукой и невыразимым ужасом.

Нахлынувшие воспоминания едва не погребли охотника под своей тяжестью. Он отогнал горькие мысли и принялся помогать девушке тем, чем мог.

Люциан стащил с покойного сапоги и развязал веревку кожаных штанов. Он собирался скатать их, но от морской воды они задубели. Люциан достал кинжал, который носил под полой. Майра кивнула. Он разрезал штанины по швам и снял их таким образом.

Майра сняла горшок с огня и добавила в воду камфорное масло. Пар приобрел характерный запах.

Вместе Майра и Люциан чистой льняной ветошью отмыли тело от грязи, соли и всего того, от чего нужно очищать покойников. Майра взяла ладонь отца в свою и особым старанием вычистила ногти. Закончив с этим, она ласково обняла его, и глаза ее светились любовью и скорбью.

Затем девушка принесла из соседней комнаты серебряную заколку, украшенную агатом и кораллом. Она сложила отцу руки на груди и вложила в них эту вещицу.

"Это заколка моей матери. Она подарила ее отцу в тот день, когда они связали себя клятвами".

Люциан бросил взгляд на старинный пистолет, висевший на левом бедре. Ее пистолет, чей бронзовый механизм были изящнее и тоньше, чем у его собственного оружия.

"Она умерла раньше, чем я увидела свое первое лето, – продолжала Майра. – Отец боялся, что прошло слишком много лет. Что он стал слишком старым, и она не узнает его, когда придет его время".

Майра вздрогнула и грустно усмехнулась. "А я всегда считала, что это глупости. Разумеется, она узнает его и укажет ему путь домой".

Люциан подумал о бессчетном сонме душ, пойманных черным туманом. Скорее всего, отец девушки теперь в их числе, обреченный на боль и страдания. Но охотнику не хватило духу открыть ей правду.

"Ты поступила согласно своей вере. Это все, что имеет значение", – сказал он.

Майра надолго умолкла.

"Ты тоже дал обещание? – наконец спросила она. – И поэтому преследуешь черный туман?"

Люциан прислонился спиной к стене. "Он отнял у меня все".

"Значит, ты ищешь возмездия?"

Люциан посмотрел в огонь. "Когда это происходит на твоих глазах, все меняется…" – проговорил он.

Майра бросила взгляд на отца.

Разговор оборвался – оба погрузились в свои мысли. Тишину нарушал только треск поленьев в очаге. Первой снова заговорила Майра.

"Меня не было рядом… и я не знаю, что он испытал… Что все они испытали, – сказала она тихим дрожащим голосом. – Но месть их не вернет".

Она вытерла слезы из уголков глаз и снова стала смотреть на отца.

Люциан поймал себя на том, что поглаживает пальцами бронзу своих пистолетов.

Он подумал обо всех своих попытках спасти ее – и о том, почему они все провалились. Все эти годы он считал себя выше мести, но слова девушки не шли у него из головы.

В ушах зазвучал смех Треша, заглушая все остальное… даже ее голос.

Охотник прикрыл глаза и стал повторять про себя заученные давным-давно мантры. "Избавься от всего лишнего. Пусть останется только камень... Избавься от всего лишнего. Пусть останется только камень..."

Но медитация не помогла ни заглушить смех Треша, ни вернуть твердость рукам. Тогда Люциан до боли в пальцах сжал рукояти пистолетов, пока стук собственного сердца не стал единственным звуком, который он слышал.

Он погрузился в воспоминания, начиная с того рокового дня много лет назад, когда потерял ее и заканчивая недавней провальной попыткой спасти. Картинки ярко вспыхивали перед внутренним взором, в ушах шумело, а сердце билось, как бешеное. Люциан едва мог дышать, слушая душераздирающие крики… вспоминая каждый издевательский смешок… заново переживая каждый свой наполненный гневом порыв. Закономерность, которую он так долго искал, вдруг предстала перед ним с ужасающей ясностью.

Правда легла на плечи тяжким грузом. Гнев заставлял его цепляться за память о ней, помогал сохранять воспоминания, не погружаясь в пучину отчаяния. Отказаться от этого гнева значило перестать хранить ей верность… И все же именно гнев не позволял ему отпустить возлюбленную. Он обещал, что она обретет покой – а вместо этого лишь множил ее страдания.

Он продолжал подводить ее с того самого дня, когда она умерла.

За погребением Люциан наблюдал уже с борта своей шхуны. На носилках из резных черепашьих панцирей Майра и ее односельчане перенесли своих родных и близких на песчаный берег. Покойники были завернуты в чистое белое полотно. Их похоронили на рассвете в глубокой братской могиле.

"Они переродятся и вернутся в море, где их встретят предки и укажут путь домой", – объяснила Майра.

Люциан готовился к отплытию. Он отвязал фал и потянул за него, ставя парус. Полотно взметнулось вдоль грот-мачты и развернулось под ветром. Закрепив трос, Люциан увидел на берегу Майру и подозвал ее ближе.

"Красивый обряд", – сказал он.

"Спасибо, – ответила девушка. – Спасибо за все".

Люциан кивнул. Море было спокойным, насколько хватало глаз.

"Все еще гонишься за туманом?"

Он покачал головой. "Собираюсь похоронить своих мертвых".

Майра устало улыбнулась. "Может быть, потом ты захочешь вернуться. Здесь тебе найдется место".

"Может быть", – он не стал спорить, хотя и не верил в это.

Девушка пошла по берегу прочь. По дороге она наклонилась, подобрала спелый фрукт, похожий на тыкву, потрясла его и продолжила путь. Уже у линии деревьев, где начиналась тропа в деревню, она обернулась и помахала рукой.

Люциан помахал в ответ, уже зная, что никогда не вернется.

Его пунктом назначения будут Сумрачные острова. Больше не нужно натягивать ниточки и проводить вычисления. Он избавится от гнева и сдержит обещание. Он должен подарить ей покой – все остальное не имело значения. В глубине души Люциан знал: это будет последним, что он совершит в своей жизни. А еще он надеялся в последний раз услышать ее голос.

И если ему очень повезет, она укажет ему путь домой.